Но с ним, похоже, явно что-то произошло: его поведение изменилось весьма ощутимо. Друг стал более нервным, взрывался как порох из-за любой мелочи, на разговоры не шел, лишь постоянно твердил, что семья — самое дорогое, что у него есть, он старается ради них. Они должны быть рядом всегда. Любой ценой.

Вот только что это за семья такая, где жену и ребенка регулярно избивают? В очередной раз он не рассчитает силу и попросту забьет их до смерти.

Пока мы сидели в моем кабинете, а Марина горько рыдала, я думал, что можно сделать в ее ситуации.

Вариант сдать его полиции откинул сразу. У друга, конечно, меньше связей, чем у меня, но он вполне мог отмазаться. А если и посадят, то он достанет семью даже из-за решетки. Она права, он не оставит ее и дочь в покое.

И тут Марине стало плохо, она начала задыхаться, пришлось вызвать скорую, а затем подключить врача. Который мне сообщил, что у Марины, кроме всего прочего, еще и сотрясение. Ей нужен уход, покой и никаких ссор и драк, ведь любая стычка может привести к летальному исходу. А стычка обязательно будет, ведь друг начал срываться на жене за любую мелочь.

После этого я лишь укрепился в желании помочь, но решил действовать по-другому: спрятать Марину и ее дочь. Навсегда.

Но как спрятать их так, чтобы друг их не искал? Ответ пришел сам собой: они должны умереть. Не по-настоящему, конечно. Для него.

Я рассказал ей свой план, похожий на зарубежную программу защиты свидетелей, и она согласилась.

Подготовка не заняла много времени. Марина сделала вид, что отказалась от развода, помирилась с супругом, старалась во всем угождать и не провоцировать.

Потом я и друг с семьей отправились на мою виллу на побережье, чтобы отпраздновать очередную успешную сделку. Там вышли в море на яхте. Другу подмешали снотворного, чтобы он проспал до утра, Марину и дочь сняли с яхты и увезли.

Официальная версия звучала так: они упали за борт. Их тела так и не нашли.

В общем, Марине и дочери я сделал новые паспорта, отправил их за границу. И больше их не видел и не общался — на всякий случай.

С ними регулярно связывался лишь один человек, передавал деньги.

Друг не находил себе места, и в какой-то момент я даже задался вопросом: правильно ли поступил? Не перегнул ли палку? Имел ли право поступить так жестоко по отношению к другу?

Ответ получил весьма скоро: он в порыве беспричинного гнева едва не убил вызванную на ночь элитную ночную бабочку спустя полгода после «смерти» семьи. Дело он, разумеется, замял, выплатив девушке огромную компенсацию.

Общение с ним постепенно сошло на нет, жизнь шла своим чередом, и я решил, что эта ситуация осталась в прошлом.

Ошибся.

А во время разговора с Катей, когда я сказал, что спрячу ее и дочь так, что никто не найдет, меня осенило.

Что, если бывший друг все-таки нашел свою семью? Нет, добраться до них у него не получилось, иначе я был бы в курсе. Но что-то определенно случилось.

Я решил подтвердить или опровергнуть свою догадку и встретился с человеком, который связывался с Мариной и ее дочерью.

Пока летел в Москву, попросил своих людей собрать все данные о перемещениях бывшего друга, а затем сравнил их с поездками своего человека.

И нашел то, что искал. В то время, когда Марина с дочерью жили в одной из стран Европы, там отдыхал и бывший друг. И произошло это спустя шесть лет после их «смерти».

Что, если он их увидел, но упустил и не смог найти, потому что они как раз снова переехали?

Неужели бывший друг узнал, что его семье помог именно я, украл мою жену, подстроив аварию, чтобы сделать со мной то же самое, что я сделал с ним? Неужели подозрения Кати насчет шестилетней годовщины были справедливы? Как он узнал? Я ведь был крайне осторожен… По крайней мере так думал.

Я со злостью комкаю белый лист бумаги и швыряю его в мусорную корзину.

Ну, Борис, ну подонок!

Что ж, пришло время встретиться лицом к лицу. Но сначала надо забрать Катю и Сашу, отвезти их в безопасное место.

Я звоню ей, чтобы рассказать все, но она не берет трубку. Может, забыла его дома? Такое уже бывало.

Однако, спустя несколько часов и десятки пропущенных, внутри прочно поселяется гнетущая тревога. Прилетаю обратно, спешу домой, но и там тоже их не нахожу. Где они?

Что-то случилось, иначе Катя связалась бы со мной.

Приказываю своим людям пробить ее местонахождение по телефону. Только кладу трубку, и вдруг раздается звонок.

Катя.

— Катя, ты где? Почему не отвечаешь?

— Это Игорь. Какого хрена ты ломишься в мою квартиру? — без предисловий начинает он.

Я непонимающе хмурюсь. Он совсем с катушек съехал? И почему у него телефон Кати?

— Ты о чем вообще? Я дома.

— Тогда все хуже, чем я думал, — осекается Игорь, и я чувствую в его голосе страх.

— Где Катя? — перебиваю его.

— Ты ее любишь? — задает странный вопрос собеседник.

— Да в чем дело? — взрываюсь я. — Люблю.

— Тогда спасай. Она у меня.

— Я скоро буду, — рявкаю в трубку.

— Да стой ты, все равно уже не успеешь, — злится Игорь. — Нет времени объяснять. Ты можешь отследить ее телефон? Сделай это срочно. Нас скоро увезут. Я спрячу ее телефон, чтобы он был со мной. Черт, они уже тут!

Он не договаривает, звонок обрывается на полуслове, а я теряюсь в догадках: кто их увезет? Куда?

Хорошо, что я уже приказал пробить телефон Кати.

В висках начинает стучать.

Неужели Борис уже добрался до нее? Из горла вырывается дикий рык. Ну гнида! Я его закопаю.

Я хватаю ключи от машины и вылетаю из квартиры, чтобы сразу сорваться по адресу, который мне скоро назовут. Заодно звоню начальнику охраны и прошу срочно организовать группу захвата. Лучше перестраховаться.

— Отследили, — сообщают мне спустя некоторое время.

Я и мои люди спешим по указанному адресу.

Только бы успеть.

Катя

Я так и лежу, зажмурившись. Проходит секунда, вторая, третья, но ничего не происходит. Почему?

Решаюсь открыть глаза и вижу, как Валерий Родионович поправляет капельницу у моей кровати.

— Вас накачали сильнодействующими препаратами, нужно сначала очистить ваш организм, — отвечает он на мой немой вопрос.

— Что вы собираетесь со мной сделать? — в ужасе лепечу я.

— Убрать из ваших воспоминаний ссору с мужем, — пожимает плечами он.

Так я и думала. Но… Борис Евгеньевич не учел одного. Даже если мою память сотрут, что делать с памятью Саши? Ведь она-то будет все помнить!

Для нее сочинят какую-то красивую сказку или что похуже? Или Борис Евгеньевич так торопился, что об этом не подумал?

Понятно одно: если не подумал сейчас, то подумает позже.

Сердце сжимается, пропускает удар. Только бы ее не тронули. Руслан, миленький, где ты? Ты мне сейчас так нужен. Нам нужен. Он меня найдет, я верю, но… дождусь ли я его?

— Что со мной случится, если я не выдержу? — надтреснутым голосом спрашиваю у врача.

Валерий Родионович прокашливается, отворачивается и говорит из-за спины:

— Если так случится, вас не будет это беспокоить. Вас, кхм, вообще больше ничего не будет беспокоить.

— Я умру?

— Нет. Впрочем, назвать это жизнью тоже нельзя.

Я охаю. Значит, стану овощем или что-то вроде того. Например, сойду с ума.

Я снова дергаюсь, и Валерий Родионович поворачивается ко мне.

— Вам не удастся вырваться, зачем вы пытаетесь? — приподнимает он брови в недоумении.

Ну да, действительно.

— Я скоро вернусь.

Он выходит из комнаты, и я остаюсь совершенно одна.

Снова и снова пробую хоть немного ослабить ремни, но куда там. Все бесполезно.

Не знаю, сколько проходит времени. Мне кажется, что вечность.

Вдруг за дверью раздается какой-то оглушающий шум, а затем голоса.

Один из них кричит: «Всем лежать, руки за голову!»

Я замираю, вслушиваюсь. Опять возня, шум борьбы, громкий топот.