Мужу ничего не остается, кроме как плестись за мной.

— Я ни на что не претендую, можешь оставить все себе. Мне нужна только Саша, — продолжаю говорить. — Так что давай не будем все усугублять. Ты все равно дашь мне развод так или иначе.

Уже у самой двери Игорь все-таки отвечает. Теперь в его тоне явственно слышны нотки остервенелого напора:

— У тебя будет много времени, чтобы изменить свое решение, Катя. Я затяну процесс развода так надолго, насколько это вообще возможно.

Он мерит меня прищуренным взглядом и захлопывает за собой входную дверь с такой силой, что этот хлопок отдается в ушах громким эхом.

Я невольно обнимаю себя за плечи, переступая с ноги на ногу. Брр, аж мороз по коже от его заявления и взгляда.

Захожу в ванную, чтобы помочь дочери вытереться и одеться, а у самой перед глазами до сих пор лицо Игоря. И его слова. Кручу их и так и этак. Он ведь ничего не сказал про Сашу.

Однако мне все равно тревожно. Ему ничего не помешает сменить курс.

Чего от него ждать? Пока муж просто постоянно маячит на горизонте, бросает громкие слова.

Только вот я убеждена, что за словами последуют действия. Знать бы еще какие…

Когда я укладываю Сашу спать, она вдруг садится в кровати, смотрит на меня, хлопая ресничками, тянет:

— Мама, а почему ты сказала мне неплавду?

— Неправду? — хмурюсь я. — Какую?

— Ну, — разводит руки дочка, — ты сказала, что вы с папой длуг длуга не любите. А папа говолит, что он тебя очень любит.

Вот как? Ну Савицкий, ну гад! Я ведь просила не вмешивать дочь!

Неужели это так сложно? Ну, я ему завтра на работе покажу кузькину мать!

— Что еще сказал тебе папа? — задаю наводящий вопрос.

— Что он… — Сашуля забавно хмурит бровки, пытаясь вспомнить, — а, вот! Он совелшил большую ошибку, и ты на него очень обиделась. Но он очень хочет, чтобы ты его плостила.

Она теребит меня за край кофты, смотрит просительно:

— Мам, папа холоший, давай его плостим, а? Давай снова будем жить все вместе?

Я крепко зажмуриваюсь и вздыхаю, обнимаю дочь и глажу ее по голове.

Что ответить? Как все объяснить? В итоге прихожу к выводу, что никак.

Одно знаю точно: возвращаться к Игорю только ради Саши не вариант. Все равно той семьи, которую она так хочет вернуть, уже нет и не будет. Несчастная потухшая мать, но с отцом, однозначно не лучше разведенной, но счастливой. А счастливой я еще буду. Обязательно. Верю в это всем сердцем.

— Не получится, родная. Не все ошибки можно исправить, — максимально по-доброму отвечаю я и старательно перевожу тему: — Ты мне лучше расскажи, как у тебя дела с Егором?

С тем самым Егором, который делится игрушками и оставляет дочке половину компота. И за которого она собралась замуж.

Сашуля горько вздыхает, отстраняется от меня и обиженно заявляет:

— Я его больше не люблю!

— Почему?

Дочь куксится, шмыгает носом.

— Он плохой!

— Что он сделал?

— Он в пятницу отдал иглушку Машке, а еще поцеловал ее в щеку. А ко мне даже не подошел!

— О! Мне очень жаль, милая. Почему сразу не рассказала?

— Не хотела тебя ласстлаивать, — чистосердечно сознается дочка. — Ты и так глустная.

Я морщусь. Блин, вроде и так стараюсь все скрывать от дочери, не в этом она возрасте, чтобы нагружать ее взрослыми проблемами. Видимо, не всегда удается.

Я снова притягиваю ее к себе, успокаиваю и целую.

— Не нужен нам такой Егор. А знаешь что? Мы найдем другого, получше, да?

— Да, — кивает Саша и замирает в моих объятиях.

Я потихоньку ее укачиваю, а про себя грустно усмехаюсь. Яблочко от яблони недалеко падает. М-да, дочка, что ж нам так везет-то на изменщиков? Еще и имя такое же у второй зазнобы — Маша.

Теряюсь в догадках по поводу своего изменщика.

«Я затяну процесс развода», — вспоминаю его слова.

Надо будет узнать, на сколько именно он может его затянуть.

А еще… Я слишком хорошо знаю своего мужа, чтобы верить, что это только от большой любви. И сегодня снова почувствовала: он что-то скрывает. Неужели дело и правда в деньгах?

Скорее бы уже Руслан позвонил.

Глава 29. Второй справа

Катя

— Кать, привет! — машет мне рукой секретарь, как только я захожу в офис.

Она выглядит взволнованной, даже взбудораженной, зазывающим жестом зовет к себе.

Я подхожу ближе, склоняюсь над ее стойкой.

— Привет, Лид. Что-то случилось?

И по ее округлившимся глазам понимаю: случилось.

— Тут уже полчаса такое творится! Лоренцо, ну, тот твой клиент из Италии, весь телефон мне оборвал. Ругался страшно! Несколько раз звонил, требовал тебя. Сначала на русском пытался, но почти сразу перешел на итальянский. Я, конечно, в нем ни бум-бум, но и без того ясно: он в бешенстве. У меня аж трубка нагрелась в руках, так бушевал!

Я изумленно охаю. Лоренцо Росси тот еще фрукт.

Он собрался переезжать из Италии в Россию и обратился в нашу фирму за дизайном для своей новой квартиры. Вынул мне всю душу, пока мы перебирали варианты. Привереда жуткий. То зеленый ему недостаточно зеленый, то кремовый не того оттенка. Вот вынь да положь ему такой же цвет, да не такой. Он докапывался буквально до всего со свойственной итальянцам эмоциональностью.

В итоге у меня трещала голова после каждого разговора.

С горем пополам мы все утрясли, и ремонт в квартире как раз закончился на прошлой неделе.

— Что ему не понравилось? — с опаской интересуюсь я.

— Да я толком не поняла. Вроде как кухня ему не та, что ли… То ли цвет, то ли материал какой-то не такой. Сказал, нажалуется шефу.

Сердце ухает вниз. Если Лоренцо и правда нажалуется, мне несдобровать. Проект дорогой, и материалы под стать.

Вот придира! Сам ведь остановился на массиве дерева со столешницей из оникса, что его теперь не устроило?

— Спасибо, Лидочка.

Я несусь к себе и сразу набираю номер его секретаря Софии, приятной женщины, которая владеет русским почти в совершенстве.

— София, з-здравствуйте! — запинаюсь от волнения. — Подскажите, пожалуйста, что не устроило синьора Лоренцо? Он сегодня звонил.

— Здравствуйте, Катерина. — Сегодня голос секретаря Росси звучит непривычно сухо и официально. — Синьор Лоренцо просил столешницу из мрамора, а когда приехал, обнаружил, что она из оникса.

Я трясу головой в полном шоке. В смысле из мрамора?

— София, но ведь мы с вами согласовывали финальный вариант дизайна кухни! Вы сказали, нужен второй из четырех. Я точно помню!

— Ну да, — фыркает она. — Второй. С конца.

С конца? Когда мы говорили, эту маленькую деталь она, вообще-то, не упомянула.

Да и вообще, она что, блин, арабка, чтобы считать справа налево?

Я лихорадочно роюсь во входящих письмах. Так. Спальня, вторая спальня, балкон… Где же кухня?

И тут я морщусь, мысленно хлопая себя ладонью по лбу. Потому что о кухне мы договаривались, как и о многом другом, по телефону. Сначала я скидывала варианты, а потом Лоренцо передавал свой ответ через секретаря.

Я точно помню, что тогда переспросила: «Берем тот вариант, что с ониксом?»

София тогда шустро подтвердила «Да-да, приступайте» и быстро завершила разговор, сославшись на загруженность.

Листаю свой ежедневник, и точно — на одном из листов вижу свой размашистый почерк: «Кухня — второй вариант».

Выходит, это именно София перепутала дизайны и просто прикрыла свою пятую точку такой нелепой отговоркой. И сейчас я ничего не докажу. Мое слово против ее. Кому поверит Лоренцо? Вопрос риторический.

Мне бросает в жар, сердце бьется, словно перепуганная птичка в клетке. Я встаю с места, дрожащими руками наливаю себе кофе.

Потом так неуклюже приземляю кружку на стол, что часть напитка выплескивается и ползет к краю, стремится вниз. Кап. Кап.

Я лишь в полной прострации смотрю на темную жидкость, потом спохватываюсь, достаю салфетки и все протираю.